- Ну что, в города или в истории?
- Давай в города!
- Антананариву!
- У-у-у… а там море есть?
- Моря нет. Зато горы.
- Море лучше.
- Ты давай на «у».
- Уссурийск.
-Вот уж где никакого моря. Но зато тигры и шахтеры.
- Кярдла!
Папа остановился, снял с плеч тысячетонный мешок с лодкой, вытер лоб. «Ну, ты чего?» - скакала я вокруг. – «Ну пойдем же скорее, слышишь, уже морем пахнет?!».


На географии нам рассказывали истории про Уральское море. Суровая географичка одним взмахом указки отправлялась с нами на полмиллиарда лет назад, во времена, когда Урал и Сибирь были укрыты гигантской толщей воды, горы были подводными рифами, а на месте уральской столицы, вероятно, плавали акулы. Я втайне и вопреки учебнику географии надеялась, что море вернется. Вместе с рыбами, медузами, сокровищами и тайнами. Приманивала его ракушками из сувенирных лавок и бумажными корабликами, вывешивала Андреевский флаг на окно, в атласе мира чертила путь из Петербурга в порт “Аделаида” и вела бортовой дневник.
И море пришло. Не то, древнее, конечно - а наше с папой особенное море.
Не беда, что море называлось «Верх-Исетский пруд», северной Балтике и не снилась такая отчаянная серость волн и суровость ветра. Даже чайки здесь были цвета бумаги в дешевых книгах. Это было наше с папой секретное море.
На секретное море так просто не доберешься. Нужно взвалить на себя тяжеленную лодку. Взять сумку с жирными жареными пирожками по рубль пятьдесят и рыжего боксера Дика.  Идти на трамвай через больничный сад. Сад – это он только так называется. Идешь – и представляешь себе яблоневые деревья и поляны цветов, а на самом деле приходишь в редкий строй ободранных сосен с прозеленью из кустов малины и крапивы, с гигантской свалкой обломков стройматериалов между корпусом областной больницы и корпусом профилактики СПИДа. Но хоть и без яблонь, а всё же сад был удивительным.
Каждая тропинка с дикой ядовитой крапивой, опасными бабочками и воронами-шпионами вела к какому-то важному для нас пункту назначения: той самой яблоне-кормилице, той самой свалке драгоценных камней (щебенки), того самого выхода в “Город Золотой” (на трамвайную остановку).
Но вот мы уже победили всех лесных великанов, воронов и страхи, вот уже преодолели долгий трамвайный путь, вот уже купили булочки с изюмом (в придачу к пирожкам, да, какое там полезное питание, когда море). Вот уже до моря остался только долгий и путь по Малому Конюшенному полуострову, на котором я каждый раз надеялась встретить хотя бы одну лошадь: встречала только облезлых кошек и голодных собак. Еще десять минут и километр терпения.
Пыльная дорога, на которой кажется, что никакой воды тут не было и в помине, как и лошадей, и вдруг – сверкнет за серыми полузасохшими зарослями ивы, промелькнет между кривых березок, отразится в зеркале проезжающего «Жигуленка». Вот мы и пришли. Ты снова не подвело нас, море.

Как же я люблю твое бледное лицо! Как пробегают морщинки по тебе, будто ты улыбаешься нам мимолетно, быстро, уже задумывая какие-нибудь приключения. Подталкиваешь поближе к берегу затонувшие сокровища: в основном, обломки бутылок, но случались и сапоги, например. Готовишь нападение опасных морских животных: мамы-утки, защищающей утят. Помогаешь пиратам подстроить их хитрые козни: рассовать под камнями проволоку и острые осколки.
Мы найдем место почище, сбросим рюкзаки в траву, выцарапаем из чехла наше океанское судно, будем по очереди надувать его велосипедным насосом, похлопывать по бокам, поглаживать как любимого коня, сомневаться – не прокололи ли случайно в прошлый раз, когда вывозили на берег, усыпанный драгоценными стеклами и обломками арматуры.
Вот и готов фрегат. Или сегодня бригантина? Спуск на воду – сразу после пирожков. Капитан – Пэпс, юнга – Лена, боцман – Дик. Мама – судовой кок – остается варить обед на суше. С собой возьмем только бутылку рома (клюквенного морса) отметить победу.

Приключение начинается: плывем на Большой Утиный остров!
- Ну что, в города или в истории?
- Давай теперь в истории. Слово «фрегат».
- Факир Феодор филигранно фальшивил фугу на фортепиано.
- А что, можно фальшивить филигранно?
- Еще как!
- Ладно. Ризеншнауцер Рекс раскатисто рявкнул на романтичного революционера с рапирой.

Я записала бы тот день, когда море ушло навсегда и стало грязной лужей нелюбимого промышленного города.
Так отчаянно хочется теперь вспомнить, какой была наша последняя поездка. Вкусные ли были пирожки. Веселый ли был Дик. Во что играли, в слова или в истории. О чем спорили, на что тратили драгоценные часы вместе, не помышляя о том, что часы эти очень скоро могут сломаться, остановиться, исчезнуть навсегда.
Сначала вырубили кусты малины в Больничном саду.
- Нагасаки!
Потом разобрали волшебные горы стройматериалов и построили вертолетную площадку.
 - Игарка!
Еще потом на Острове устроили пляж.
- Аликанте!
Начали седеть папины волосы.
- Ереван!
Лицо стало морщинистым и бурым как у нашего моря на ветру.
 - Нижний Новгород.
Пиратский клюквенный ром все увеличивал градус. Оставлял следы на кухонном столе по ночам. Я стирала их тайком от мамы.
- Донецк.
У Дика морда стала абсолютно белой, будто он однажды засунул ее в снег, да снег так и прилип.
- Карабаш.
Они все чаще уходили гулять одни, пес и его хозяин.
- Шанхай.
Однажды утром хозяин не встал с дивана, и с тех пор с Диком гуляла я.
- Йоэнсуу.
Однажды ночью приехала скорая, и увезла капитана Пэпса из моей жизни. Я еще не знала, надолго ли.
- Ушуайя.
Однажды днем я стояла в синей комнате и в писке аппарата старалась услышать, какой город на «Т» ты назвал: Тула или Тегусигальпа. Слезы текли, но я думала, что это наше море брызнуло мне в лицо, чтобы разбудить от кошмара.
- Якутск!
Однажды ты больше не смог сказать города на самую простую букву, на К.
Ты больше вообще ничего никогда не сказал.
Море заливало с головой, тянуло за собой, не давало вздохнуть.
Странно, кто-то все еще думает, что оно превратилось в горы.

- Мама, давай играть! Давай в истории?
- Не, давай в города.
- Давай! Антананариву!