Анна Орлова
ПАПИНА ДОЧКА
– Подставь пальчик, вот так. Видишь, получилась буква “Р”. Значит, луна растущая. А если будет с другой стороны, похоже на букву «У».
– Значит, луна убывающая, да, папа?
Я прожила четверть века, у меня высшее образование, и уже несколько лет я работаю учителем Но каждый раз, смотря на ночное небо, я подставляю пальчик и проверяю, какая луна сегодня. И в это мгновение мне всегда шесть лет, я иду в старом районе родного города, а рядом – папа…
– Саш, отведёшь Нюську в садик. Я ушла, – за мамой закрывается дверь, а мой любопытный носик уже просовывается в дверь кухни.
– Па-а-ап, а ты покатаешь меня на машине? Ты обещал!
– В садик надо, Анют, у меня дел много по работе.
– Ну, па-а-ап, я с тобой буду работать!
– Ай, чёрт с ним, поехали.
– Значит, луна убывающая, да, папа?
Я прожила четверть века, у меня высшее образование, и уже несколько лет я работаю учителем Но каждый раз, смотря на ночное небо, я подставляю пальчик и проверяю, какая луна сегодня. И в это мгновение мне всегда шесть лет, я иду в старом районе родного города, а рядом – папа…
– Саш, отведёшь Нюську в садик. Я ушла, – за мамой закрывается дверь, а мой любопытный носик уже просовывается в дверь кухни.
– Па-а-ап, а ты покатаешь меня на машине? Ты обещал!
– В садик надо, Анют, у меня дел много по работе.
– Ну, па-а-ап, я с тобой буду работать!
– Ай, чёрт с ним, поехали.
Не разбирая смысла, подпеваю и говорю: «Пап, а это моя любимая группа!».
Ещё слишком маленькая, чтобы сидеть на переднем сиденье, но сзади за папой даже уютнее. Из магнитолы раздаётся голос Цоя и любимая папина песня «Пачка сигарет». Не разбирая смысла, подпеваю и говорю: «Пап, а это моя любимая группа!». А он добродушно усмехается.
В кабинете директора центра сотовой связи большой аквариум и угловой кожаный диван. Пятеро больших серьёзных дядек что-то пьют и о чём-то разговаривают. А я кружусь по комнате, изредка задавая вопросы: «А что такое схема?», «А мне на большую охоту можно?», «А вы правда такую большую рыбу поймали, как в аквариуме?» Папа ловит меня, усаживает себе на колени: «Анют!», и я успокаиваюсь. Так только он может говорить, больше ни у кого не получается. А эти дяденьки смеются: «Да, это ж Александр Андреевич small. Копия твоя, Санёк, копия. Всё ей интересно, во всём разобраться хочется».
В кабинете директора центра сотовой связи большой аквариум и угловой кожаный диван. Пятеро больших серьёзных дядек что-то пьют и о чём-то разговаривают. А я кружусь по комнате, изредка задавая вопросы: «А что такое схема?», «А мне на большую охоту можно?», «А вы правда такую большую рыбу поймали, как в аквариуме?» Папа ловит меня, усаживает себе на колени: «Анют!», и я успокаиваюсь. Так только он может говорить, больше ни у кого не получается. А эти дяденьки смеются: «Да, это ж Александр Андреевич small. Копия твоя, Санёк, копия. Всё ей интересно, во всём разобраться хочется».
Сашке четыре года, он идёт с мамой из садика, старшие братья уже давно дома – они школьники. А у него всё ещё впереди… Мама – учительница, ей можно задать сотни разных вопросов, и на все она найдёт ответ. А вопросы Сашка задавать любит, мир вокруг вообще очень интересный, а у него ещё целая жизнь, чтобы его покорить.
Саше – семнадцать. В школе его считают гением, во всём, кроме русского языка. Да не может он, дворовый парнишка, изъясняться высоким литературным стилем. Ему бы просто и чётко, чтобы пацаны во дворе поняли. Учительница бы сказала, лаконично… Вот опять не литературно.
После был университет, можно было поступить, сдав один экзамен, как серебряному медалисту (учительница по русскому была принципиальна, в аттестате так и красуется «4»). Но надо было помочь пацанам. Свою работу переписать не успел, а черновики не проверяют. Поступать пришлось, проходя все испытания, без изначальных привилегий. По полной, так по полной. Поступил, добрая душа.
Армия, работа, свадьба, семейная жизнь. И вот Сашка, Санёк для друзей, а иногда просто – Орёл, Александр Андреевич – на работе, теперь папа! На руках маленький свёрточек, в нём – девочка. Анюта (он тайком от жены в ЗАГСе впишет в свидетельство своё любимое имя). Это ведь папина копия: от больших зелёных глаз до мельчайших деталей характера. Только вот в будущем изъясняться она будет лучше: писать и говорить так, что даже у спокойного папки в сердце ёкнет. Сколько ещё впереди будет записочек, открыточек, детских рисунков и взрослых смсок... А пока через пару месяцев он услышит такое заветное первое слово дочки: «Па-па. Папа!»
Саше – семнадцать. В школе его считают гением, во всём, кроме русского языка. Да не может он, дворовый парнишка, изъясняться высоким литературным стилем. Ему бы просто и чётко, чтобы пацаны во дворе поняли. Учительница бы сказала, лаконично… Вот опять не литературно.
После был университет, можно было поступить, сдав один экзамен, как серебряному медалисту (учительница по русскому была принципиальна, в аттестате так и красуется «4»). Но надо было помочь пацанам. Свою работу переписать не успел, а черновики не проверяют. Поступать пришлось, проходя все испытания, без изначальных привилегий. По полной, так по полной. Поступил, добрая душа.
Армия, работа, свадьба, семейная жизнь. И вот Сашка, Санёк для друзей, а иногда просто – Орёл, Александр Андреевич – на работе, теперь папа! На руках маленький свёрточек, в нём – девочка. Анюта (он тайком от жены в ЗАГСе впишет в свидетельство своё любимое имя). Это ведь папина копия: от больших зелёных глаз до мельчайших деталей характера. Только вот в будущем изъясняться она будет лучше: писать и говорить так, что даже у спокойного папки в сердце ёкнет. Сколько ещё впереди будет записочек, открыточек, детских рисунков и взрослых смсок... А пока через пару месяцев он услышит такое заветное первое слово дочки: «Па-па. Папа!»
7 утра. Телефон настойчиво вибрирует.
– Алло.
– Золотце, с днём рождения. Я горжусь тобой.
– Папочка, любимый, как я рада тебя слышать! Спасибо тебе большое, ты самый первый, как обычно! – я ещё буду долго щебетать в трубку в ответ на папино лаконичное поздравление…
Он всегда поздравлял самым первым, задавая настроение на целый день. Говорил всегда по делу, не любил пространных размышлений, но каждое его слово было наполнено особой любовью. Анюта – так ко мне обращался только папа. Казалось бы, такое обычное уменьшительно-ласкательное имя. Но так – только папа. В ответ ему летели десятки слов в секунду, единственное наше отличие – я болтушка. Папа умел слушать, а потом отвечать всего парой слов, а напоследок обязательно сказать: «Прорвёмся!»
Папы нет рядом почти пять лет. У него больше нет жизни, в которой можно шагнуть вперед, но я продолжаю идти, бережно храня в сердце тёплое «Прорвёмся!».
Прорвёмся, пап!
Всегда твоя папина дочка.
– Алло.
– Золотце, с днём рождения. Я горжусь тобой.
– Папочка, любимый, как я рада тебя слышать! Спасибо тебе большое, ты самый первый, как обычно! – я ещё буду долго щебетать в трубку в ответ на папино лаконичное поздравление…
Он всегда поздравлял самым первым, задавая настроение на целый день. Говорил всегда по делу, не любил пространных размышлений, но каждое его слово было наполнено особой любовью. Анюта – так ко мне обращался только папа. Казалось бы, такое обычное уменьшительно-ласкательное имя. Но так – только папа. В ответ ему летели десятки слов в секунду, единственное наше отличие – я болтушка. Папа умел слушать, а потом отвечать всего парой слов, а напоследок обязательно сказать: «Прорвёмся!»
Папы нет рядом почти пять лет. У него больше нет жизни, в которой можно шагнуть вперед, но я продолжаю идти, бережно храня в сердце тёплое «Прорвёмся!».
Прорвёмся, пап!
Всегда твоя папина дочка.
АННА ОРЛОВА
Я родилась в маленьком, но уютном городке Чебоксары. Теперь живу в Нижнем Новгороде. Во мне тесно переплетены папины чувашские корни и мамины - русские. По образованию - филолог, по профессии - учитель. Пишу трепетные заметки, когда переполняют чувства. С детства люблю песни Цоя, за что благодарность моему папе. Я папина дочка, и, честно, как и он, не очень люблю говорить о себе.
Другие рассказы
КСЕНIЯ ТАЛАН
МАША ДОБЫЧИНА