Мне десять, и я мечтаю, что мой папа найдется. Он великий и знаменитый, но очень занятой. Или он герой фильма, которого обманули: дали неправильный адрес, а потом — замели следы. Но я верю – скоро все изменится.

Мне шестнадцать, и я до сих пор не знаю, кто мой отец. Мне, словно канатоходцу, долго и осторожно приходится искать равновесие после неловкого шага: «Что правда никогда не видела? Не может быть, у всех есть папы».

Завтра мне 25, а сегодня звонок от родственницы: «Вот номер. Записывай. Будешь звонить ему?». Такое простое действие ставит меня в тупик. Я въезжаю в этот тупик на полном ходу. Мне кажется, что я мчу по льду, сцепления нет, контроля тоже.
А что спрашивать?
Не ожидал? Как тебе это новое чувство? Рад?
Растерянно моргаю. То часто дышу, то совсем не.
Здравствуйте, как ваши дела? Какая у вас погода?
Вслушиваюсь – долгие гудки.
Как дела? Как дети?
Противные громкие гудки.
Наигранно легкое «привет» на обоих концах провода. Ничего не значащее двухстороннее «как дела».
Мы бросали слова-спички бессмысленно на ветру, в мокрый хворост. Снова и снова, еще и еще.
Мне 25, и у меня дочь, ей уже год. Зовут Агата. Да вы что, вашу внучку тоже? У вас целых две внучки Агаты, чудеса. Да. Характер чувствуется. Это точно. Муж? Да. Работает в кино. Давно. Вы как поживаете? На «ты»? Я попробую. Вы…ты работаете, тьфу, работаешь? Дача – это здорово. У нас пока нет. Работаю да, поступила в 17 лет в университет, да так и осталась жить в Москве.

Много вопросов и ответов по телефону уже без пауз, по расписанию, раз в неделю. И даже робкие попытки обсудить встречу. А потом – моя командировка в Санкт-Петербург и наша встреча где-то в районе Девяткино. Серые трубы, пробки, ларьки и толпы людей.

«И в кого ты такая дылда?» – приветствие, мало напоминающее то, которое было отрепетировано за эти годы. И действительно: в кого я такая дылда, если ты мне по плечо? Мне двадцать пять лет – ты ведешь меня в кафе есть мороженое. Это должно было случиться пару десятков лет назад, но случилось сейчас.

– Любишь пломбир?
На столе передо мной металлическая креманка с мороженым и скукоженной шоколадной стружкой. Креманка и стружка, такие сейчас и не сыщешь, словно помогают тебе ухватиться за краешек моего детства.
– Вот, держи, – говоришь ты.
Протягиваешь мне иконки, переплетенные берестой, все три легко умещаются в ладони.
– Это тебе, мужу и дочке. Пусть оберегают вас. И флешка. Тут песни с твоим именем и маминым, они там по папкам лежат. Еще фото. Давай посмотрим?

Пока медленно загружается старый ноутбук, который ты принес с собой, я думаю что ничего тебе не подарила, не додумалась. Неужели ты готовился к нашей встрече, искал эти песни и стихи с нашими с мамой именами?

– Тут на флешке еще фотографии дочерей, получается, что твоих сестер, старших. Ага, смотри вот. Тут на свадьбе. Вот на даче. Вот внучки.
Я уныло разглядываю. Но мне совсем не интересно смотреть на чужих людей. Я ничего не чувствую: ни умиления, ни радости. Даже от встречи этим чужим человеком, от которой я ждала чего-то. Пора заканчивать, для первого раза достаточно. Мне правда хочется уйти.
Оказывается, девчонки с пожелтевшей фотографии, которую дала мне мама в 16 лет, мои сестры. Эта фотография предательски вываливается из общей пачки, всегда картинкой вверх. А я торопливо прячу ее от детских вопросов, которые всегда в цель: а кто это? Папа? Твой папа, правда? А где живет? Почему мы никогда его не видели?

Теперь у меня появилась фотография с тобой, не слишком удачная. Сами себя сфотографировали в кафе. Единственная совместная. Не знаю, буду ли распечатывать?

Торопливый Сапсан Санкт-Петербург – Москва, привычная жизнь и все как всегда: работа, садик, дни рождения. Видишь, как все “наладилось”. Мы так и будем жить в разных городах, созваниваться раз в неделю, рассказывать, на сколько сантиметров подросли мои дети и дети твоих детей, и когда-нибудь обязательно увидимся ещё.

А потом звонок: «Пожалуйста, не звони мне больше, моя жена не выдерживает, очень болеет, я волнуюсь за нее».

Со мной теперь навсегда «Пожалуйста, не звони мне больше».

Мне 35 и у меня две дочки. Обожаю подмечать их сходство с мужем. Слышать и смаковать «па-а-ап, папа, папуля, папочка» – обычные слова звучат как заклинание.
Слова, которые я никогда не произносила вслух в своем детстве.
У меня все хорошо.
И я такая большая.
Крепко сжимаю тёплые ладошки в своей руке и покупаю мороженое дочкам. Я взрослая.

Я надеюсь, у тебя все замечательно. И пусть никто не волнуется. Я далеко. Но я есть. Тут уж ничего не поделаешь. Проща ̶й̶ ю.
PS. Наша совместная фотография не сохранилась. Удалилась в тот же вечер. Словно ничего и не было, приснилось будто.