– Знаешь, почему зеркала закрывают, когда кто-то умер? –говоришь ты мне на ухо, когда все взрослые ушли на кухню, заняты – Потому, что там можно увидеть мёртвого, только не такого какой он был, а уже с волосами и когтями отросшими – светятся твои глаза и рука тянется к уголку тряпки закрывающей экранное пузо телевизора.
Ты делаешь вид, что заглядываешь за неё одним глазом –ах!– и резко одёргиваешь руку. Ты стараешься меня напугать, ты очень сильно изо всех сил хочешь меня напугать или хоть как-то привлечь к себе внимание.
Мне всё равно. Мне скучно. Мне не страшно и кажется это глупым. Силюсь представить себе мертвеца, но я никогда их не видела.
Ни папу, ни сестру свою – твою мать через два года, ни соседку Бабу Тоню хотя её может и видела, мельком, в тёмной комнате, ни дедушку, ни бабушку, ни тёток своих через много лет. Никого я не видела мёртвыми,
А ты?

Папа умер, когда мне было восемь. Папа умер в больнице. Летом. Кажется в июне. В это время Лика и её дочка, Вика, ночевали у нас. Вика должна была ехать в детский лагерь куда-то к соснам вместо меня, под моим именем и фамилией. Я даже не представляла, как ночевать с другими детьми в одной комнате, есть и гулять по расписанию, по разрешению, а не по моему желанию. Но от путёвки отказаться было нельзя, её выдали маме на работе под роспись. Когда рано утром звонит телефон, в комнате ещё темно, Вика ещё спит на диване, Лика проснулась и сидит рядом с ней. Дверь в комнату прикрыта, чтоб не будить нас. В коридоре горит свет. Мама уже на кухне. Когда звонит телефон она отвечает. Я лежу и прислушиваюсь. Дверь приоткрывается, Лика выходит из комнаты маме навстречу. Олег умер. Лика вскрикивает и тут же глушит свой собственный крик. Я отворачиваюсь к стенке в своей кровати и улыбаюсь. Я не знаю почему.
давай не будем говорить Викушке она ведь уезжает через пару часов как она с такой новостью поедет ты держись не плачь не плачь ради неё приедет скажем папчик папчик как же так надо Олю разбудить сказать…
Лика звала папу «папчик». Она его очень любила.

не надо меня будить не надо мне говорить
я уже знаю не надо
меня жалеть я же не еду в лагерь я уже
знаю
я уже знаю как я с этой новостью теперь останусь не надо
меня будить не надо мне говорить
я боюсь что вы
заметите мою улыбку
мне уже восемь и я знаю
что положено плакать но я
улыбаюсь я лежу и улыбаюсь притворяюсь спящей еле
сдерживаю улыбку когда
мама легко трогает меня за плечо... я уже знаю
я улыбаюсь
теперь у меня есть секрет я знаю
что мой папа мёртв

Когда мы гуляли по Пушкинской, папа покупал мне мороженое. Однажды он сделал мне бутерброд и я спросила почему масло такое солёное, он сказал, что не знает. А когда вечером пришла мама с работы, и мы спросили её, почему масло такое солёное, попробовав она сказала, да это же маргарин!

Папа ставит пластинку с латиноамериканской музыкой, берёт меня за руки, наступай мне на ноги, и начинает двигаться. Мы танцуем танго. Когда через несколько лет я пойду в танцевальную студию, преподавательница спросит, где я так хорошо научилась двигать бёдрами и делать этот характерный шаг?

И я расскажу ей и всем, кто готов слушать, что этому меня научил мой папа. Он любил танго, румбу, ча-ча-ча, рок-н-ролл, джаз и, когда такая музыка и танцы были ещё под запретом, он и его партнёрша пробирались на дискотеки и устраивали шоу, пока всех не разгоняли и они спасались бегством через окно.
Впрочем этого я не помню, эту и другие истории мне рассказывали. Мама. Тётя Оля, двоюродная сестра папы, которая с юности была безответно влюблена в него. Тётя Дуся, старшая папина сестра, которая любила, но так и смогла принять его. И Лика, моя старшая сестра; папина дочка от одной из его женщин. Эту женщину, Марину, он выиграл в карты у каких-то моряков на Камчатке, где он жил и работал одно время доктором в порту. Она оставила его вскоре после рождения дочки.
Лика была старше меня на 20 лет. Эх, папчик, меня так только драться учил и вечно всё запрещал. А с Олюшкой вон как носишься… Говорила она с улыбкой, когда заставала нас с папой за танцами, развеской моих рисунков по стенам или за просмотром каких-нибудь альбомов.  Помню, как сижу у него на коленях или рядом, а он медленно листает огромный альбом с репродукциями из Эрмитажа и называет мне имена художников, рассказывает про стили, Я тыкаю пальцем в свои любимые изображения – все это импрессионисты. Это слово я тоже узнаю от него.
У нас дома много разных энциклопедий, книг с иллюстрациями и наборов картинок из разных городов и стран. Мы рассматриваем это всё вместе с папой, ведь мама целый день на работе, и к вечеру у неё нет сил, а иногда времени – часто она приносит срочную работу домой. Мы рассматриваем всё это вместе с папой, потому что он не работает. А ещё, иногда, я сижу на кухне и делаю уроки, а папа в комнате пьёт с друзьями и бывшими коллегами. Они тоже потеряли работу или вот-вот её потеряют.

Помню мама плачет, папа кричит, а потом поворачивается ко мне, скажи своей матери!, скажи ей!... а что сказать, я не помню.

Папа слышит музыку по радио, идёт к пианино и подбирает мелодию. Какое-то время эта всё та же мелодия, но постепенно она начинает вилять, меняет темп, тональность. Он может импровизировать часами однако закрывает крышку спустя несколько минут, пианино расстроено, у тебя слух испортится, Играть мне тоже нельзя, сначала настроим, а потом я тебя научу! Мама найдёт настройщика, он отладит пианино, я пойду в музыкальную студию, Лика отдаст мне свои старые ноты, я научусь играть. Позже. А пока папа иногда  импровизирует и я прислоняю ухо к полированному чёрному дереву и закрываю глаза.
Как-то мама рассказала мне историю из того времени, когда меня ещё не было. Папа допился до белой горячки, кричал, что он то ли Кастро то ли какой-то другой революционер, маме пришлось вызывать врачей. Папу забрали. А она ушла. Просто оставила его, вернулась в свою старую квартиру. Тогда тётя Дуся и остальная папина родня искали её, звонили ей, умоляли вернуться к папе – он без тебя не выживет. Она сказала, только если он сам попросит. И он попросил. И она вернулась.

Мама любила папу. Папу любили все, даже несмотря на  алкоголизм. Соседки, мамины подруги, родственники: все обсуждали с ним что-нибудь, спрашивали его мнение, совет, идеи.
Сын психиатра и гинекологини, бросил медуниверситет, лечил моряков и проституток от венерических заболеваний. Жил на Востоке, уехал на юг, работал на скорой, потом сантехником – так и познакомился с мамой, пришёл по вызову что-то чинить. Ещё успел поработать мясником. А грузчиком уже не смог – не взяли по здоровью и возрасту.

Моё последнее воспоминание о папе; я и мама возвращаемся домой из Амвросиевки, от бабушки и дедушки. Возвращаемся на неделю позже, потому что моя нога угодила в колесо дедушкиного велосипеда, когда мы ехали с огорода. Нога опухла, ходить больно, всю неделю я сижу дома, рисую и мастерю для папы открытку.
Телевизор в комнате что-то тихо бормочет; двоим в коридорчике тесно и сначала разуваюсь я, я же первая вхожу в комнату, папа сидит на диване, в красных атласных штанах, он поворачивается ко мне, белые волосы мягкими локонами обрамляют красивое, с тонкими чертами, лицо; огромные глаза, призрачная полуулыбка.

В цветовом круге красный
превращается в фиолетовый
на теле избитого красный
ведёт себя также
на теле избитого красный
зовётся синяк хоть и
фиолетовый
на теле избитого
с белой головой
голубыми глазами виноватыми
в красных атласных штанах сидит на диване
смотрит
на жену
на дочь
улыбается уголками рта
из последних сил
папа!?!
жена молчит плачет
тихо не слышно
равновесие теряя
гравитация перестаёт действовать
нарушается сила тяжести
как от удара
как от удара
дубинкой по спине
по телу везде где получается
солнце за окном светит лето
мать и дочь приехали от бабушки
соскучились
чтобы увидеть чтобы обнять
поругать_ся простить_ся
в последний раз

О том, что произошло я узнаю из приглушённых разговоров, сдавленных вскриков и слёз. За неделю до нашего приезда папа выпивал с новой компанией и на спор вскрыл машину,  сигнализация не сработала. А на следующий день машину угнали. Кто-то из этой компании указал ментам на папу и его забрали. Он ничего про угон не знал, называть имена других знакомых отказался, требовал его отпустить, ссылался на права и конституцию, обвинял ментов в незаконном задержании, «дерзил, шутил и умничал, врача не просил». Врача он действительно не просил, на этом настояли те, кто были в камере, куда его привели после допроса. Когда его задержали, он не был пьян.

Через несколько недель папа умрёт в больнице. Я так и не подарю ему открытку. Она ещё долго будет упрямо стоять на телевизоре. Лика поднимет все свои связи, соберёт все ресурсы, наймёт лучшего адвоката в городе, но милиционера, который избил папу в отделении и долго не вызывал скорую, так и не посадят. Ему дадут два года условно. Я помню звонок в дверь, мама говорит мне подождать в квартире, я подглядываю аккуратно из-за двери. Это он, пришёл извиниться, что убил моего отца. Мама долго смотрит ему в глаза и закрывает дверь. Больше не приходите.