I
Мой упорный кошачий лоб
Твои плечи и ладони не мнёт.
Моя челюсть в собачьей слюне
Ищет путь на колени к тебе.
Ich bin so klein,
Ich bin immer noch so klein...
Kannst du nicht sehen?(1)
II
Каждое утро пытаюсь ходить по воде -
мало ли, кто ещё затесался в мои отцы?
Вижу хлеб во плоти или воду в вине.
Я паршивый клок с паршивой овцы.
Meine Väter, ich möchte geliebt sein.
Bitte schäme dich nicht für mich!
Sagen über mir nur "Tochter mein"...(2)
Как найти признание у мёртвых и у живых?
Каждый вечер плету на руках узор,
Кровянистый бисер, ожогов рубцы.
Восьминогий конь темногрив и скор.
Матерями были мои отцы?
Выгибают волны ручьёв уста,
Память падает мясом сырым на весы.
Я смотрю на живущих, желая узнать:
Есть ли среди них другие мои отцы?
III
Першащая пыль, лепесток, колосок.
Собираю гербарий твоей похвалы.
Может, мы сможем наконец нормально поговорить,
Если один из нас примет облик травы.
Заплетаю стреляющую боль в висок,
Спотыкаюсь - локон, прядь, волосковая нить,
волчья сыть.
IV
Я теряю звук своего языка
Hörst du mich?
Hörst du mich?(3)
На латинице пишется новый стих,
Трёхъязыкие мысли мнут друг другу бока.
Говорю - север,
Пишу - запад,
Думаю - восток.
Плачу вне языков.
На каком найдётся ответ, на каком ты скажешь:
"Да, дочка, я тоже тебя люблю"?
…и услышу ли я?
V
Здесь деревья - огромные оплавившиеся свечи.
Маленькие чёрные крупицы соли из глубины зрачка. Я преисполнена жажды боли, поступь моя мягка. Шаг по скрежещущим доскам луны, тоненький жалкий всхлип. Видятся вечно ладони твои, но не вмещаются в стих. Ласки умершего, истерики дым, кружится голова. Тело поспешное мясом сырым образ делит на два. Честно ли это, можно ли так? Стоит ли чувствовать стыд? Тает древесный воск на руках, шепчется: ich weiß nicht...(4)
VI
Больно!
Услышь, исцели, защити...
Срываюсь в крик.
Schmerzlich!
Höre mich, heilen mich, schützen mich...(5)
Даже ветер устал и затих.
Слова - перспелый плод, налитый печалью и стыдом.
Безотцовые дети, мы убого слабы, и до мёртвых их не донесём,
Куда уж там ветру.
(und leben bedeckt ihre Ohren).(6)
VII
Правда режет глаза, а я режу руки,
И опять на погоду болит голова.
И опять не сплетается нить слюны в слова,
По углам вижу тени, слышу странные звуки,
Слышу шёпот и плач, стук копыт, звон кольчуги...
Зло глумится ночь и меня морочит;
Просыпаюсь и снова, и снова, и снова твержу:
Сны живые, жестокие, сочные, но
Это слово больше я никому не скажу.
Ни один мужчина больше
не назовёт меня дочерью.